Предисловие переводчика
Предлагаемый вашему вниманию переводе дает возможность взглянуть на творчество Толкина с несколько непривычной марксистской позиции. Вероятно, сам автор, человек весьма консервативных взглядов, был бы немало удивлен подобным анализом и скорее всего признал бы его неверным. Тем не менее, творчество Толкина на протяжении уже многих десятилетий является предметом пристального внимания и всевозможных интерпретаций со стороны людей самых различных взглядов, что свидетельствует о непрекращающейся его популярности. Поэтому исследование „Властелина колец” и „Хоббита” - а именно на них концентрируется автор статьи - на марксистской основе ничем не хуже любого другого. В любом случае данная статья показалась мне любопытной, и я взял на себя смелость перевести ее и представить вашему вниманию.
Прежде всего хотелось бы предуведомить читателейПрежде всего хотелось бы предуведомить читателей, что рассмотрение книг Толкина ведется с позиций современного западного марксизма, который трудно назвать строго совпадающим с взглядами самого Маркса, а тем более с той его версией, которая была принята в Советском Союзе и до сих пор остается популярной в постсоветских странах. Достаточно сказать, что, рассматривая социальную проблематику, автор в первую очередь говорит о расовых вопросах, затем о гендерных и только на третье место ставит классовые. Данный подход, типичный для современного западного левого движения, может показаться неожиданным, но его следует принимать во внимание, при ознакомлении как с этой, так и другими работами сходного направления.
Текст содержит множество прямых и косвенных ссылок на реалии Соединенных Штатов Америки и Великобритании, хорошо понятных автору статьи и англоязычному читателю, но зачастую незнакомых читателю русскоязычному. Я взял на себя смелость снабдить текст сносками с целью пояснить их в тех случаях, когда это важно для понимая контекста. Тоже самое я сделал и с упомянутыми в тексте именами, исключая те случаи, где автор просто перечисляет тех или иных деятелей культуры, как примеры того или иного литературного направления, не конкретизируя их связь с творчеством Толкина или проблематикой статьи, и некоторые имена, которые мне показались общеизвестными. Многие читатели наверняка найдут эти сноски излишними, а другие, в тоже время, наоборот малоинформативными. Я же со своей стороны надеюсь, что хотя бы некоторые из них побудят читателей больше узнать об упомянутых лицах.
Одновременно я снабдил комментариями некоторые высказывания самого автора в тех случаях, когда они показались мне спорными либо ошибочными или наоборот, нуждающимися в дополнительном подтверждении текстами самого Толкина.
Что касается многочисленных цитат, приведенных в тексте, то я воспользовался уже существующими русскими переводами. К сожалению, не один перевод нельзя назвать идеальным и переводы Толкина в этом отношении не исключение. В связи с этим иногда даже при цитировании одной и той же книги я прибегал к разным переводам, если мне казалось, что данный фрагмент наиболее точно передает авторский текст. Я не снабдил эти переводы ссылками на авторство, но уверен, что читатели без труда их узнают. Тем не менее, должен сказать, что, читая о том, что коридор в доме Бильбо был похож на железнодорожный туннель, стоит помнить, что данный анахронизм является результатом деятельности переводчика, а не признаком того, что герои книг Толкина были знакомы с поездами.
Наконец, честно признаюсь, что не являюсь профессиональным переводчиком и приведенный текст служил скорее целям практики в английском языке, а также моему, и как я надеюсь, удовольствию читателей.
Марксистский взгляд на Средиземье Толкина
Фантастический мир Дж. Р. Р. Толкина - средневековая утопия, которая не включает в себя бедность и угнетение. Но творчество Толкина также содержит романтическую критику промышленного капитализма, что во многом обуславливает его огромной популярности.
Покойный Джон Молинье[i], скоропостижно скончавшийся в конце прошлого года, ветеран социалистического движения в Великобритании и Ирландии и автор множества книг и статей о политическом марксизме. Кроме того, он известен своими исследованиями о Микеланджело и Рембрандте. В данном эссе, впервые опубликованном в 2010 году, Молинье рассматривает фантастический мир Дж. Р.Р. Толкина и пытается объяснить причины популярности его книг у многочисленных читателей (не исключая и самого Молинье, который был большим поклонником популярного английского писателя).
Полный текст Книги Дж. Р. Р. Толкина могут показаться несколько необычным предметом как для марксистского анализа, так и для меня как автора. Обычно я пишу об изобразительном искусстве или политике, а не о литературе. Когда же марксисты пишут о литературе, они, чаще всего, сосредотачиваются на вопросах метода или на авторах классической литературы таких как Уильям Шекспир, Чарльз Диккенс или Лев Толстой), признанных авторах новой литературы (Франц Кафка, Джеймс Джойс, Сэмюэл Беккет), или известных радикальными политическими взглядами (Максим Горький, Бертольт Брехт, Шон О'Кейси, Джон Стейнбек).
Толкин не попадает ни в одну из этих категорий. Действительно, он писатель, к которому многие марксисты сразу же испытали бы неприязнь, а некоторые вообще отказались бы читать (как несерьезную литературу) или интереса, к которому они бы стыдились также как интересу к Джеймсу Бонду или книгам издательства „Миллс и Бун”[ii], ведь если Толкина нельзя назвать бульварным чтивом, то и так называемой „серьезной” литературе его не отнесешь.
Тем не менее, уже существует небольшое количество марксистских работ о Толкине. Более того, есть и причина относиться к таким исследованиям серьезно, а именно исключительная популярность Толкина и необходимость эту популярность объяснить. "Хоббит" и "Властелин колец" являются одними из самых продаваемых романов всех времен, разошедшихся сотнями миллионов экземпляров, а экранизации этих книгах охватили даже более широкую аудиторию.
Популярность такого масштаба означает, что идеологическое содержание этих книг является фактором, имеющим хоть по крайней мере некоторое значение для многих миллионов людей, и, следовательно, заслуживает анализа. Более того, эта популярность таит в себе загадку.
Понятно, что мировоззрение Толкина во многих отношениях правое и реакционное, но если это так, то почему его творчество так популярно? Происходит ли это вопреки этому реакционному мировоззрению или благодаря ему? Или какова связь между мировоззрением Толкина и его аудиторией?
Исследование и, надеюсь, разрешение этой загадки является одной из главных целей данной статьи. Она также раскрывает ряд интересных моментов, касающихся истории, идеологии и искусства.
Мировоззрение Толкина
Когда я говорю о мировоззрении Толкина, я имею в виду не его личные политические взгляды, а его мировоззрение, воплощенное в его романах. Хотя личные взгляды автора, несомненно, влияют на его книги, для нас важно последнее, а не первое. Последнее повлияло на многие миллионы людей, первые известны лишь ничтожному меньшинству. Более того, это мировоззрение выражается прежде всего не в деталях сюжета "Хоббита" или "Властелина колец", а в общем видении Средиземья как воображаемого общества.
"Властелин колец", на мой взгляд, не является аллегорией. В этом я согласен с Толкином, который настаивал на этом в предисловии ко второму изданию. В отличие, скажем, от "Скотного двора", который явно является аллегорией русской революции и возвышения Сталина, история "Войны колец" не соответствует — и тем более не является тщательно зашифрованным описанием — Первой мировой войне, или Второй мировой войне, или любому другому эпизоду реальной истории.[iii] Реальная история, на которую она больше всего похожа, — это история холодной войны, но мы знаем, что она была задумана задолго до ее начала
Таким образом, сюжет "Властелина колец" в значительной степени уникален. Но не социальные отношений в Средиземье. Очень легко представить себе футуристические технологии — межгалактические космические корабли, звезды смерти, транспортирующие лучи и тому подобное — и относительно легко представить странных несуществующих существ — орков, энтов, людей-насекомых, разумных кактусов - но почти невозможно изобрести несуществующие социальные отношения, а потому в Средиземья они легко узнаваемы
Причина, по которой социальные отношения Средиземья так легко узнаются, заключается в том, что они (за одним важным исключением) по сути феодальны. Мы не живем в феодальном обществе, но феодализм — это социальный порядок, который непосредственно предшествовал капитализму в Европе и который существовал наряду с капитализмом во многих частях мира вплоть до начала двадцатого века.
Более того, даже в двадцать первом веке все еще сохраняются пережитки феодализма, такие как британская монархия, аристократия и Палата лордов. Кроме того, феодальные общественные отношения пронизывают значительную часть нашей классической литературы (Шекспир, Джеффри Чосер, Беовульф), нашей мифологии (легенды о короле Артуре, Робин Гуде) и наших детских сказок (Джек и бобовый стебель, Спящая красавица, Белоснежка).
Согласно Марксу, общественные отношения соответствуют определенному уровню развития производительных сил (технология плюс труд, плюс наука). Производительные силы Средиземья решительно средневековые. Они не только доиндустриальные, но и даже до–модерновые — ни паровых двигателей, ни машин с механическим приводом, ни книгопечатания, ни транспорта более совершенного, чем корабль и лошадь (за исключением орлов в крайнем случае), и, что немаловажно, ни ружей, ни пушек (все взрывы или фейерверки являются результатом волшебства)[iv].
Какому-либо производству вообще уделяется в книге очень мало внимания. Ясно, что Средиземье в подавляющем большинстве сельское: Минас-Тирит в Гондоре - единственный настоящий город[v], с которым мы сталкиваемся во всей эпопее, - и потому можно считать, что большинство жителей являются крестьянами того или иного рода и им уделено не много внимания.
Иерархический мир
Средиземье — это мир королей и королев, принцев и принцесс, лордов и леди. Роль наследственности и родословной — того, что социологи называют аскриптивным (в противоположность достигаемому) статусом и что на обыденном языке было бы названо классом, — абсолютно подавляющая и полностью воспринимается как что-то само собой разумеющееся. Социальное положение почти каждого персонажа и его роль в истории определяются, в первую очередь, его рождением.
Это прослеживается от самого верха до самого низа, как в мелочах, так и в большом. Почему, например, Сэм Гэмджи является слугой Фродо? Дело не в возрасте — Мерри и Пиппин молоды, но из семей с более высоким социальным статусом в Шире — дело в классе. Арагорну, а не Боромиру или Фарамиру суждено править Гондором, потому что он наследник Исилдура, хотя тот и жил три тысячи лет назад, а его родословная уходит еще дальше к Эарендилу и эльфийским королям Первой эпохи, тогда как Боромир и Фарамир - всего лишь сыновья Наместника.
Конечно, Арагорну предстоит проявить себя и завоевать свой трон во многих битвах, но его роль лидера предопределена[vi]. И Арагорн полюбит Арвен и женится на ней, а не на Эовин, потому что она одинакового происхождения[vii] — они повторяют древний союз Лютиэн и Берена. Эовин, которая изначально любила Арагорна, выходит замуж за Фарамира, занимающего примерно равное ей положение в иерархии Средиземья.
На первый взгляд может показаться, что центральный персонаж – Гэндальф - не соответствует этому шаблону, поскольку его родословная не описана во "Властелине колец", а также потому, что Саруман, а не Гэндальф, изначально выбран в качестве старшего волшебника. Более того, волшебники, похоже, не имеют определенного положения в общественном устройстве Средиземья (заметьте относительно скромное положение Радагаста). Но в "Сильмариллионе", который содержит миф о сотворении Средиземья и рассказывает историю Первой эпохи, этот пробел восполнен.
Мы узнаем, что Гэндальф назывался Олорином и является майа. Майар были слугами Валар, владык Арды (хранителей творения, созданных в начале Илуватаром, Единым) в Валиноре, за пределами мира. Таким образом, Гэндальф имеет более высокое происхождение, чем даже Элронд или Галадриэль, но, что интересно, равен в нем двум своим наиболее опасным врагам, барлогу Мории — барлоги были майар, извращенными Мелькором/Морготом, павшими Айну/ Вала и Великим врагом — и Саурону, приспешнику Моргота, точно так же, как происхождение Фродо и его социальный статус соответствует статусу его заклятого врага Смеагола/Голлума.
Ни на одном этапе "Властелина колец" эта иерархическая социальная структура не подвергается какой-либо критике или вызову со стороны личности или группы, или даже неявно в силу логики повествования. В истории Средиземья не было Уота Тайлера, Джона Лилберна или Тома Пейна[viii]. Напротив, принятие традиционной и унаследованной власти неизменно является признаком “положительного” персонажа, сопротивление ей - признаком перехода действительного или потенциального на сторону врага[ix]. Например, одна из вещей, которая отличает Фарамира как “хорошего” брата в отличие от Боромира, - это его более или менее мгновенное признание и приятие Арагорна как правителя[x].
Источником всего зла в мире Толкина является восстание Мелькора, в истории которого прослеживается явная параллель с христианской историей о Люцифере, падшем архангеле. В “Сильмариллионе” рассказывается, как в начале творения Илуватар открыл айнур “могущественную тему”, из которой они должны были "вместе создать в гармонии Великую музыку".:
А сейчас Илуватар сидел и внимал, и долгое время все нравилось ему, ибо в музыке не было фальши. Но тема развивалась — и в душу Мелькора запало искушение вплести в нее мелодии собственных дум, что были противны теме Илуватара; ибо так мыслил он возвысить силу и блеск партии, назначенной ему.
С этого акта неподчинения начинаются все несчастья Арды — искушение Феанора, затемнение Валинора, великая война в конце Первой эпохи, падение Нуменора и возвышение Саурона. Таким образом, от начала и до конца мировоззрение Толкина проникнуто глубоко укоренившимся уважением к традиционному авторитету[xi].
Оглядываясь назад
Вдобавок к этому, еще одной чертой саги, характерной для консервативного мировоззрения, является вера в то, что мир непрерывно ухудшается, приходит в упадок, что прежние времена были лучше, благороднее, достойнее и героичнее нынешних. Как говорит Элронд, рассказывая о сборе воинств Гил-Галада и Элендила для войны с Сауроном в конце Второй эпохи:
— Я хорошо помню великолепие их знамен, напоминавшее славу Древних Дней и дружины Белериаида. Множество знатных князей и доблестных вождей собрали Гил-Гэлад с Элендилом, и все-таки уже не так много, как тогда, в древности, во времена разгрома Тонгородрима и окончательной, как тогда думали эльфы, победы над Злом.
Наконец, в книге описывается отношение к судьбе, предопределению и “волю богов” характерный даже не только для досовременной и даже временам предшествующим эпохе просвещения, но и напоминающий таковой в Древней Греции, как он представлен в пьесах Эсхила и Софокла. Когда на совете Элронда Фродо объявляет, что он готов отнести Кольцо к Роковой Расщелине, Элронд говорит: “Я убежден, это - твоя задача, Фродо. Если ты не справишься с ней, значит, не справится никто.”, и действительно, все эти события уже были предсказан снах Фарамира, и Боромира:
Сломанный Меч в Имладрисе искать
Отныне вам суждено.
Срок наступает - Совет созвать
Сильнее Моргульских чар.
Там будет явлен зловещий знак -
Проклятье пробуждено,
И полурослик уйдет во мрак,
Приняв на себя удар.
Точно так же Смеаголу/Голлуму суждено “сыграть свою роль до конца” — очень важную роль, как выяснится, — и акты милосердия, совершенные в отношении него Гэндальфом, Арагорном, эльфами Лихолесья и самим Фродо, ведут к этой предопределенную судьбу.
Предсказания и пророчества разбросаны по всей истории, и они всегда сбываются. Как и в греческой трагедии, любой, кто пытается бороться с судьбой или избежать ее, в конечном итоге лишь способствует ее неизбежному исполнению. Эта концепция судьбы в конечном счете оказывается волей Божьей, поскольку все видение Толкина проясняется реакцией Илуватара на вышеупомянутый первородный грех Мелькора в виде музыкальных инноваций:
— Могучи Айнур, и самый могучий из них — Мелькор; но должно знать ему — и всем Айнур, — что я есмь Илуватар. То, о чем вы пели, я покажу вам, чтобы знали вы, что сделали. А ты, Мелькор, увидишь, что нет темы, истоки коей не лежали бы во мне, равно как никто не может изменить музыки мне назло. Ибо тот, кто попытается сделать это, окажется лишь моим инструментом в создании вещей более дивных, чем он сам мог бы представить себе.
Такой взгляд на судьбу в высшей степени консервативен, поскольку он не только подчеркивает то, что люди не контролируют свое общество и даже собственную жизнь (в марксистских терминах, отчуждены и находятся во власти продуктов своего собственного труда), но и утверждает, что они никогда и смогут достичь такого контроля.
Расист ли Толкин?
Взгляды, рассмотренные выше, с добавлением или изъятием тех или иных элементов, никоим образом не были уникальными для Толкина, но были присущи определенной части британских интеллектуалов из высшего и среднего класса. Другие члены литературной группы „Иклингов”(К. С. Льюис, Хьюго Дайсон[xii]) в какой-то степени разделяли это мнение, как и такие люди, как Т. С. Элиот[xiii] и Эзра Паунд[xiv]. И в рамках этого мировоззрения явно прослеживалась тенденция к расизму — достаточно назвать антисемитизм Элиота и Паунда.
Это объясняется опорой на расовые признаки, например, акцентированием на наследственных признаках и родстве, а отчасти широко распространением расистских взглядов в высших слоях британского общества в годы становления Толкина, что, безусловно, прямо вытекает из развития империализма. В связи с этим, необходимо задаться вопрос насколько расизм присутствует в творчестве Толкина.
Ответить на этот вопрос, по крайней мере для меня, не так просто. С одной стороны, существование различных рас с глубоко укоренившимися физическими и психологическими отличиями является основным элементом истории от начала до конца. По ходу повествования мы встречаем эльфов, людей, гномов, хоббитов, орков, энтов и, изредка, троллей, все они обладают речью и разумом.
Из них эльфы, особенно Высшие эльфы или Эльдар, которые жили в Бессмертных Землях, в некотором смысле “высшие”, то есть самые утонченные, “прекраснейшие”, по словам Толкина, наиболее одаренные в искусстве и сведущие в науках, самые дальновидные, буквально и фигурально выражаясь, и, прежде всего, они “бессмертны”, если только не будут убиты. Они ни в коем случае не совершенны, способны как на ошибку, так и на “грех” и в разное время поддаются на уловки Моргота или Саурона, но, если я не ошибаюсь, ни один эльф за всю историю Арды никогда на самом деле не переходил на “темную сторону” и не сражался на стороне Врага[xv].
Люди, напротив, смертны, обладают меньшими знаниями, гораздо более разнообразны (их типы варьируются от Барлимана Баттербура до Арагорна, от Фарамира до харадрим, от Денетора до дикарей Друаданского леса), более плодовиты и многочисленны, а также более неоднозначны в моральном плане. Нуменорцы под предводительством Ар-Фаразона пытались развязать войну с Валар и Бессмертными Землями (во Вторую эпоху), а в Войне Кольца большое количество людей — истерлингов, харадрим и других — сражаются на стороне Саурона.
Толкин называет гномов “отдельной расой”: они были созданы не Илуватаром, а Валой Ауле. Они ниже ростом, чем эльфы или люди, смертны, но живут дольше, чем большинство людей, обладают определенными поведенческими и психологическими особенностями: любовью к горам и пещерам, добыче руд и драгоценных камней, масштабному строительству. Они горды и ревниво относятся к своим правам, выносливы и непреклонны, и они сражаются топорами, а не мечами или луками[xvi].
Происхождение хоббиты неизвестного (они не фигурируют в "Сильмариллионе"). Выглядят они маленькими веселыми человечками, но под этой внешностью скрывается твердость характера. Энты, пастухи деревьев, были созданы по просьбе валы Йаванны: они напоминают деревья внешним видом и силой и несколько медлительны, хотя ни в коем случае не глупы. И, наконец, орки - критично важная для нас раса - которые произошли (вероятно — Толкин приводит и другие версии) от эльфов, плененных, порабощенные и искаженных Мелькором в его первой твердыне Утумно.
Я говорю "критично важная", потому что орки всегда были и остаются всеми плохими, абсолютном и полностью плохими, злым народом, без каких-либо искупительных или смягчающих качеств. Ни разу за все время повествования мы не сталкиваемся с орком, который является кем-то иным, кроме безжалостного врага, и, следовательно, ни разу мы, читатели, не испытываем к ним ничего, кроме восторга от их поражения и гибели. На первый взгляд, это откровенный расизм.
Ориентализм в Средиземье
И все же я так не думаю; и это не сугубо мое личное суждение. Я знаю многих людей с ненавидящих расизм, которые с отвращением отнеслись бы к любому его проявлению, но, тем не менее, любящих "Властелин колец". И на это есть свои причины. Есть три главных аргумента против расизма, обосновывающее неприятие и даже ненависти к нему:
1. Биологически установленный факт, что не существует различных видов людей, что есть только один биологический вид, и поэтому все расовые предрассудки, дискриминация и вызванное ими угнетение связаны только с глупостью и с присущей ей предубежденностью, отрицающей человеческую природу тех, против кого они направлены.
2. Социальный и исторический факт того, что расизм, поскольку он отрицает человеческие права за своими жертвами, ассоциируется, ведет и используется для оправдания самых ужасным способов обращения с людьми, тягчайшими преступлениями против человечности (рабство, колониализм, геноцид, апартеид и так далее).
3. Специфически социалистический аргумент о том, что расизм используется правящими классами для разделения угнетенных и управления ими, а также для того, чтобы найти козлов отпущения, на которых можно направить гнев угнетенных.
Но если мы рассмотрим творчество Толкина в свете этих аргументов, то увидим, что ни один из них не может быть применен в полной мере. В реальном мире расизм ложен и отрицает общность человечества, но в вымышленном мире Толкина действительно существуют разные разумные виды. В реальном мире расизм приводит к варварским жестокостям, но в повествовании Толкина сам его ход и неявная позиция автора последовательно выступают против любой беспричинной жестокости по отношению к слабым, побежденным и даже врагам.
Орков постоянно убивают, но ход истории таков, что с ними сталкиваются только как с врагами в бою. По сюжету их никогда не пленяют, не порабощают, не казнят и не пытают, поэтому тот факт, что они рассматриваются как неотъемлемое зло (а по сюжету они изначально злые), не приводит к какому-либо особо жестокому поведению, выходящему за рамки обычной жестокости, присущей войне.[xvii]
Расизм может быть оружием правящего класса в классовой борьбе, которому социалисты противопоставляют единство рабочего класса, но в мире Толкина классовой борьбы нет. Борьба ведется между свободными народами и врагом, и в этой борьбе Толкин последовательно выступает за межрасовое единство: Арагорн своим происхождением и поведением олицетворяет единство эльфов и людей и вместе с Гэндальфом обеспечивает единство Рохана и Гондора; дружба между Леголасом и Гимли и чувство Гимли к Галадриэль преодолевают разногласия между эльфами и гномами, которые восходят к убийству короля Тингола в споре о Наугламире (ожерелье гномов, в которое был оправлен сильмарилл) в древние времена; хоббиты (Мерри и Пиппин) увлекают Древоборода и энтов. (и хуорнов) на войну, где они играют важную роль в победе над вероломным Саруманом.
К сожалению, Толкину не так-то легко соскочить с этого крючка. Остаются три вопроса. Первый — и им я обязан Чайна Мьевилу — заключается в том, что Толкин, конечно же, решил представить мир, в котором “расы” с присущими им расовыми характеристиками “действительно” существуют, и это определяет политический/идеологический выбор.
Второй — это то, как книга строится вокруг дихотомии Запад/Восток, в которой Запад неизменно отождествляется с добром и светом, а Восток - с тьмой и часто злом. На крайнем западе находится обитель богов и благословенный Аман, или Бессмертное земля, и другие места оцениваются более или менее справедливо с точки их положения относительно Амана. Во “Властелине колец” Гондор находится на западе, Мордор - на востоке, и силы, которая выступает против Мордора для финальной битвы на поле Кормаллена, - это “Люди Запада” или “Воинство Запада" во главе с "Капитанами Запада”.[xviii]
Иногда это воспринимается как отражение холодной войны, но нам известно, что основные линии сюжета были сформулированы еще во время Первой мировой[xix]. Скорее, здесь сказывается имперский “ориентализм”[xx] (который столь великолепно проанализировал Эдвард Саид[xxi]), и это, несомненно, содержит серьезные элементы расизма.
Третий, связанный с первым и вторым, — это характеристика людей востока и юга. В войне истерлинги, южане и корсары Умбара (также с крайнего юга) являются союзниками Саурона. Это, по-видимому, воспринимается как нечто само собой разумеющееся, как часть естественного порядка вещей, не требующая каких-либо особых объяснений. Нет даже сколь либо подробного описания этих народов[xxii].
Боромир на Совете Элронда упоминает “жестоких харадрим”, в главе об осаде Гондора нам рассказывают о “полках с юга, харадрим, жестоких и высоких”, а затем предлагается такое описание: “Вастаки с топорами и варяги из Кханда, южане в алом, и из Далекого Харада черные люди, похожие на полутроллей, с белыми глазами и красными языками.” Элемент расистских стереотипов здесь очевиден. Это второстепенный элемент в истории в целом, но он есть.
Взятые вместе, эти три пункта делают Толкина и "Властелина колец" виновными в расизме, но со смягчающими обстоятельствами, и причем настолько смягчающими, что для большинства читателей расизм не будет одной из причин привлекательности книги.
Гендер и сексуальность
Вопрос сексизма, я думаю, гораздо более очевиден, как и следовало ожидать, учитывая почти универсальность сексизма в культуре и литературе, предшествовавших 1970-м годам. Я начну с цитаты о женщинах-гномах из приложения А к "Возвращению короля":
Дис была дочерью Трейна второго. Она единственная женщина гномов, упоминаемая в этом рассказе. Гимли рассказывал, что у гномов мало женщин, вероятно, не более трети всего на рода. Они редко выходят наружу, разве что при крайней необходимости. По голосу, наружности и одежде они не отличаются для глаз человека от гномов-мужчин. Поэтому среди людей поя вилось глупое мнение, будто женщин-гномов не существует, и что гномы "Родятся из камня".
Из-за малочисленности женщин число гномов увеличивается медленно, и гномы, не имея безопасных жилищ, рискуют полным исчезновением. Гномы женятся только раз в жизни, и они рев нивы, как и по отношению к другим своим правам. Число гномов, которые вступают в брак, гораздо меньше одной трети. Не все женщины выходят замуж - некоторые не хотят этого. Что касается гномов-мужчин, то многие из них тоже не хотят жениться, будучи поглощены своим ремеслом.
Эта ситуация с женщинами-гномами является лишь наиболее выпуклыми примерами положения женщин во "Властелине колец" — прежде всего, они отличаются отсутствием. Во всей истории есть только три значимых женских персонажа — Арвен, Галадриэль и Эовин, при этом роль Арвен крайне незначительна[xxiii]. Кроме того, я могу вспомнить только эпизодические роли Лобелии Саквилл-Бэггинс, Рози Коттон, Золотинки (жены Тома Бомбадила) и Иорет, из которых Лобелия и Иорет служат для разрядки смехом[xxiv].
В Братстве Кольца нет женщин, нет женщин-энтов (хотя признается их существование в прошлом), и нет женщин-орков. В "Хоббите", насколько я помню, вообще нет женских персонажей[xxv]. В каком-то смысле это выдающийся пример в литературе.
Столь же необычным с современной точки зрения, хотя и совершенно нормальным в чрезвычайно чопорной культуре среднего класса довоенной Англии, является почти полное молчание по вопросам секса и сексуальности. Бильбо и Фродо, по-видимому, всю свою жизнь проводят в безбрачном воздержании (и нимало об этом не беспокоятся)[xxvi]. Элронду исполняется по меньшей мере четыре тысячи лет, прежде чем он женится, и затем проходит тридцать девять лет до рождения его сыновей и еще 102 года до рождения Арвен[xxvii].
Арагорну было двадцать, когда он влюбился в Арвен (которой, в свою очередь, около 2500 лет и она все еще “дева&rdquo
, сорок девять, когда они с Арвен “принесли клятвы” в Лотлориэне, и восемьдесят восемь, когда они смогли действительно пожениться. До этого времени мы должны предположить, что он соблюдал обет воздержания. Нам известно, что Арагорну предстоит исключительно долгая жизнь (в три раза дольше, чем у обычных людей), но даже в этом случае это довольно сложная задача[xxviii]. Боромиру и Фарамиру сорок один и тридцать шесть соответственно, но оба все еще одиноки[xxix], и так далее. Как комментирует Карл Фридман[xxx]: “В трех толстых томах едва ли найдется хоть бы один действительный пример сексуального желания”.
Такое сочетание редкости и отсутствия секса позволяет Толкину возводить своих главных героинь женского пола на самые высокие пьедесталы. Галадриэль и Арвен обе удивительно красивы, достойны, благородны и добры. Золотинка, хотя и не развита как персонаж, явно принадлежит к тому же типу. Эовин, с феминистической точки зрения наиболее интересна, является своего рода Жанны д'Арк, пока не удовольствуется царственным домашним блаженством со своим вторым избранником, Фарамиром.
Сексизм Толкина носит старомодный, джентльменский и “рыцарственный” характер, а не активно мизогинный, характерное для Яна Флеминга[xxxi] или Нормана Мейлера[xxxii]. У него нет злых или роковых женщин (если не считать Шелоб, паучиху), а его очень немногочисленные ключевые женские персонажи, безусловно, не являются слабыми и не подчиненными.
Галадриэль явно превосходит — и мудростью, и силой — своего мужа Келеборна, а Эовин принадлежит один из самых драматичных и героических моментов во всем "Властелине колец", когда, прямо как у Шекспира в "Макбете", она убивает Повелителя назгулов. „Ты – со мной сразишься? Глупец! Ни один смертный муж мне не страшен.” - говорит назгул, стоя над поверженным Теоденом:
– А я не смертный муж! Перед тобою женщина. Я – Эовин, дочь Эомунда, и я спорю с тобой о своем государе и родиче. Берегись, если ты не бессмертен! Я зарублю тебя, черная нежить, если ты тронешь его.
Вопрос гомофобии не ставится у Толкина, потому что в вымышленном мире Средиземья нет такого понятия как гомосексуальность.
Средневековая утопия
Теперь мы можем вернуться к вопросу, поставленному в начале этого эссе, а именно к объяснению того, как книга, основанная на столь консервативном мировоззрении, получила такую огромной популярностью. Вопрос еще более интересен, потому что, похоже, она не пользуется популярностью у правых или консервативных кругов, в отличии от романов и фильмов о Джеймсе Бонде, ориентированных в основном на маскулинные стереотипы, или детективов Агаты Кристи, эксплуатирующих ностальгию среднего класса по английской деревне и поместьям прошлых лет. Скорее главной аудиторией Толкина, обеспечившей ему статус международного бестселлера, была контркультура “хиппи” в Америке в 1960-х годах[xxxiii].
Самый очевидный и заманчивый ответ на этот вопрос состоит в том, что “среднестатистического” или типичного читателя не интересуют социальные и политические проблемы, обсуждаемые в книге, а просто увлекает хорошее слог и сюжет. В каком-то смысле это верно, и то, и другое действие являются необходимыми условиями успеха произведения, но сами по себе такое объяснение не является достаточным.
Привязанность, с которой многие относятся к “Властелину колец”, заключается не просто в том, что они захвачены сюжетом, но и в том, что они “очарованы” или “вдохновлены” создаваемым им образом и ценностями, и это “образ” и эти "ценности" не могут быть отделены от социальных отношений, в которые они встроены — даже если “среднестатистический” читатель не думает об этом в таких терминах. Итак, как же образ феодального общества, проникнутому глубоко консервативными ценностями, которые в реальном мире, в современном буржуазно-демократическом обществе, имели бы почти нулевую политическую поддержку, удается проявлять такую привлекательность?
Во-первых, потому что образ, который нам показывают, - полностью идеализирован. Наиболее явная и фундаментальная черта феодализма и средневекового общества, а именно его бедность и, следовательно, бедность большинства его жителей, просто стирается. Бедность существует в современных Соединенных Штатах или Европе, не говоря уже о Латинской Америке, Южной Азии, Африке или Европе средневековой, но только не в Средиземье[xxxiv].
Ни в Шире, ни в Рохане, ни в Гондоре, ни где-либо еще мы не сталкиваемся с обычной, заурядной бедностью. Время от времени мы сталкиваемся со “скромными” или “простыми” персонажами, такими как Сэм Гэмджи и его отец Гаффер, или Берегонд в Минас-Тирите, но никто из них по-настоящему не нуждается[xxxv]. Мы также не видим никаких сопутствующих бедности факторов, таких как нищета, болезни или изнуряющий тяжелый труд. В настоящем Средневековье была Черная смерть и множество других эпидемий и голода. Ничего подобного никогда не случалось в Средиземье, за все десять тысяч лет его Трех Эпох[xxxvi].
Средняя продолжительность жизни в средневековой Европе составляла около тридцати лет — она была такой низкой из-за высокого уровня младенческой смертности. Младенческая смертность всегда была бичом бедных, и она оставалась высокой вплоть до начала двадцатого века. В Викторианской Британии приходилось более 100 смертей на 1000 рождений, а в 1950 по всему миру - 150 на 1000. Сегодня этот показатель составляет 5,5 на 1000 человек в Соединенных Штатах и 1,8 в Швеции, но 55 в Анголе и 72 в Сьерра-Леоне. В мире Толкина такой проблемы не существует. Также нет ни холеры, ни туберкулеза, ни рака, ни сердечных приступов[xxxvii].
Важно также отметить, что здесь нет эксплуатации, систематического угнетения или рабства, за исключением случаев, когда они осуществляются Морготом, Сауроном или их приверженцами и союзниками. Крайняя моральная биполярность Средиземья (которая, я думаю, является его большим недостатком) здесь очень полезна. Средиземье не является скучной счастливой утопией — напротив, оно наполнено опасностями и злом, — но Толкину никогда не приходилось сталкиваться с какими-либо проблемами социальной справедливости, потому что вся несправедливость и угнетение достались врагу[xxxviii].
Очень английское фэнтэзи
Еще одним фактором привлекательности "Хоббита" и "Властелина колец" является то, что точкой входа в этот феодальный мир и нашей непосредственной точкой связи с ним на протяжении всего повествования остаются хоббиты — в частности, Бильбо и Фродо — и Шир (что выгодно отличает эти книги от пользующегося меньшей популярностью "Сильмариллиона", где центральными персонажами являются Единый, айнур и эльдар). Шир, особенно в том виде, в каком оно впервые предстает в начале "Хоббита", существует в феодальном контексте — волшебники и гномы появляются у дверей, — но само по себе не является феодальным. Вот описание Бэг-Энда на первой странице "Хоббита":
Она начиналась идеально круглой, как иллюминатор, дверью, выкрашенной зеленой краской, с сияющей медной ручкой точно посередине. Дверь отворялась внутрь, в длинный коридор, похожий на железнодорожный туннель, но туннель без гари и без дыма и тоже очень благоустроенный: стены там были обшиты панелями, пол выложен плитками и устлан ковром, вдоль стен стояли полированные стулья, и всюду были прибиты крючочки для шляп и пальто, так как хоббит любил гостей… Хоббит не признавал восхождений по лестницам: спальни, ванные, погреба, кладовые (целая куча кладовых), гардеробные (хоббит отвел несколько комнат под хранение одежды), кухни, столовые располагались в одном этаже и, более того, в одном и том же коридоре… Наш хоббит был весьма состоятельным хоббитом по фамилии Бэггинс.
Это не средневековье и не феодализм: это Англия,— название Бэг-Энд происходит от фермы в маленькой вустерширской деревушке Дормстон, в которой жила тетя Толкина – Англия, какой она была со времен Тюдоров (с точки зрения применяемых технологии) и заканчивая такой, какой она показана в „Сидре и Рози[xxxix]”, или даже позже, если брать во внимание наличествующие удобства.
Стоит отметить, что, хотя в Шире есть Тан (англосаксонский титул), должность, занимаемая старшим членом семьи Тук, мы згаем, что “титул Тана перестал быть чем-то большим, чем почетным званием” и “единственным действительным должностным лицом в Шире на данный момент" был мэр Мичел Делвинг (или всего Шира), который избирался каждые семь лет.” Я думаю, что это единственный пример такого современного и демократического понятия, как выборы[xl], в книге, и примечательно, что именно Сэм становится мэром, когда возвращается с войны.
Толкин подтверждает предположения о географии и истории Шира и свою ностальгию в предисловии ко второму изданию:
Некоторые предположили, что “Очищение Шира” отражает ситуацию в Англии в то время, когда я заканчивал свой рассказ. Это не так... Это действительно основано на личном опыте, хотя и весьма слабом... Страна, в которой я жил в детстве, была разрушена еще до того, как мне исполнилось десять, в те дни, когда автомобили были редкостью (я никогда не видел ни одного), а люди все еще строили пригородные железные дороги.
Шир – столь же идеализированная сельская Англия конца девятнадцатого века (или любого другого времени), как Средиземье – идеализированное Средневековье: тут нет ни огораживания, ни виселиц для браконьеров, ни законов о бедных, ни Толпаддлских мучеников[xli].
Феодальный антикапитализм
Но есть еще один момент, и он является для нас самым важным. Этот идеализированный взгляд на докапиталистическое или раннекапиталистическое прошлое может являться основой для критики современного промышленного капитализма. Маркс говорит об этом в малоизвестном разделе “Коммунистического манифеста”, посвященном "феодальному социализму":
Французская и английская аристократия по своему историческому положению была призвана к тому, чтобы писать памфлеты против современного буржуазного общества… Чтобы возбудить сочувствие, аристократия должна была сделать вид, что она уже не заботится о своих собственных интересах и составляет свой обвинительный акт против буржуазии только в интересах эксплуатируемого рабочего класса. Она доставляла себе удовлетворение тем, что сочиняла пасквили на своего нового властителя и шептала ему на ухо более или менее зловещие пророчества.
Так возник феодальный социализм: наполовину похоронная песнь - наполовину пасквиль, наполовину отголосок прошлого - наполовину угроза будущего, подчас поражающий буржуазию в самое сердце своим горьким, остроумным, язвительным приговором, но всегда производящий комическое впечатление полной неспособностью понять ход современной истории.
Толкин не был “феодальным социалистом”, но он выгодном свете противопоставляет доиндустриальное прошлое индустриальному настоящему. Ранее в "Манифесте" Маркс пишет:
Буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его "естественным повелителям", и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного "чистогана". В ледяной воде эгоистического расчета потопила она священный трепет религиозного экстаза, рыцарского энтузиазма, мещанской сентиментальности.
Толкин обращает этот процесс вспять. Из мира “ голого интереса” и “бессердечного "чистогана” он возвращается к “феодальным путам, привязывавшим человека к его "естественным повелителям" и "феодальным, патриархальным, идиллическим отношениям".
Это и есть настоящий ключ к пониманию популярности Толкина, включая его популярности среди хиппи Хейт-Эшбери[xlii]. Потому что, если абстрагироваться от бедности, голода, болезней, эксплуатации, угнетения и тому подобного, то Средневековье можно считать более чистым и благородным временем, чем современный мир фабрик, загрязнения окружающей среды, прибыли, стяжательства, вульгарных коммерческих интересов, некачественных товаров, рекламы и крайнего отчуждения — и в некотором отношении так оно и есть. В реальной жизни и в реальной политике, конечно, такое абстрагирование, конечно, совершенно невозможно, и все заканчивается либо трагедией (Пол Пот), либо фарсом (полковник Блимп[xliii] и друиды Нью-Эйдж[xliv]), либо какой-то смесью того и другого (Бенито Муссолини). Но в фэнтези, да и вообще в литературе и искусстве, это вполне возможно.
И это относится не только к Толкину. Вот почему романтическая антикапиталистическая ностальгирующая по феодализму тенденция, склоняющаяся иногда влево, а иногда вправо, была существенной культурной силой со времен Промышленной революции. Элементы этого присутствуют у Уильяма Блейка[xlv] (“Зеленой Англии луга” против “темных сатанинских мельниц&rdquo и у поэтов-романтиков в целом. Это явно прослеживается у прерафаэлитов и смешивается с социализмом и марксизмом у Уильяма Морриса[xlvi] (который оказал значительное влияние на Толкина).
В Ирландии мы находим это в „заклинаниях” „Кельтских сумерек" У. Б. Йейтса[xlvii]. Это важный компонент, лежащий в основе блестящей критики (но окрашенной отвратительным антисемитизмом) самых сильных стихотворений Т. С. Элиота (“Пустошь”, “Геронтион”, “Полые люди” и т.д.). Вероятно, наиболее экстремальное выражение это получило в поэзии, литературной критике и политических взглядах Эзры Паунда, который сочетал любовь к поэзии трубадуров, англосаксонской и древнекитайской с праворадикальной экономикой социального кредита, направленной против ростовщичества и банкиров, что в итоге привело его на итальянское радио Муссолини во время Второй мировой войны.
Именно это, я полагаю, объясняет, почему Элиот и Паунд могли писать великолепные стихи, будучи при этом, соответственно, англо-католическими роялистам, считавшими, что разложение общества началось с убийства святого Томаса Бекета в двенадцатом веке, и настоящими фашистами. Это также объясняет, почему консервативный католический профессор англосаксонского языка в Оксфорде смог написать книги, которые разошлись сотнями миллионов экземпляров.
Оценивая Толкина
До сих пор я не давал никакой эстетической оценки Толкину, поскольку это не было целью статьи, но я знаю, что такая оценка - одна из главных вещей, которую многие читатели ожидают от любого подобного литературного обзора. Я также осознаю, что изложенный мной анализ имеет оценочный характер; более того, я думаю, что возможно и даже скорее всего, мой анализ будет истолкован неверным образом.
С одной стороны, определение мировоззрения Толкина как консервативного, реакционного и феодального с примесью расизма и сексизма будет воспринят в некоторых кругах как подразумевающее резко отрицательное суждение о его литературных достоинствах. С другой стороны, я подозреваю, что моя любовь к тексту, которая весьма велика, проявляется слишком явно и будет воспринята как очень высокая оценка литературного таланта Толкина. Поскольку моя действительная точка зрения лежит между этими полюсами, представляется целесообразным завершить эту статью ее кратким изложением.
Подобно Льву Троцкому, который очень четко сформулировал этот вопрос в своем эссе “Класс и искусство”, и Марксу, судя по его любви к Эсхилу, Шекспиру и Бальзаку, я не думаю, что художественные достоинства или недостатки можно списать на прогрессивную или реакционную идеологию художника, даже если эта идеология явно прослеживается в его творчестве.
Например, очевидный факт, что Редьярд Киплинг, Т. С. Элиот, Эзра Паунд, Д. Х. Лоуренс, У. Б. Йейтс, Уильям Фолкнер и Луи-Фердинанд Селин были правыми в той или иной степени, не делает их плохими писателями, обязательно уступающими, скажем, Уильяму Моррису, Роберту Тресселлу, Джордж Оруэлл, У. Х. Одену, Аптону Синклеру и Эдварду Апварду. Я также не согласен с тем, что революционный подтекст “Оды западному ветру” Перси Биши Шелли делает ее более великим стихотворением, чем “эскапистская” “Ода соловью” Джона Китса.
Однако я выступаю за то, чтобы, как и в этой статье о Толкине, выявлять политические подтексты произведений (будь то прогрессивные или реакционные), а не притворяться, что их не существует, и я думаю, что иногда можно показать, как политическая позиция писателя существенно влияет на качество его работ. положительно или отрицательно. Например, в общих чертах, у романиста-сексиста, скорее всего, возникнут трудности с созданием сильных женских персонажей, а поэзия Т. С. Элиота пострадала из-за его антисемитских убеждений. С другой стороны, симпатии Микеланджело к прогрессивным республиканским силам Италии эпохи Возрождения были важным фактором в потрясающем трагическом видении его позднего периода.
Что касается Толкина, я показал, как его консервативный “феодализм” закладывает основу для его эстетической привлекательности, в сочетании, конечно, с его мощным воображением и навыками рассказчика. Но в то же время это серьезно ограничивает эстетические достижения Толкина в двух отношениях, которые имеют фундаментальное значение в современной литературе.
Во-первых, это исключает возможность лингвистических инноваций[xlviii]. Большая часть величайшей современной литературы, будь то Элиот или Джойс, Кафка или Беккет, Брехт или Аллен Гинзбург, Федерико Гарсиа Лорка или Гарольд Пинтер, была посвящена выработке новых способов использования языка, “поддержанию его в тонусе” в динамической связи с эволюцией разговорного языка, так называемого “народного” — точно так же, как Поль Сезанн, Пабло Пикассо, Василий Кандинский, Казимир Малевич, Пит Мондриан, Макс Эрнст, Джоан Миро, Джексон Поллок, Энди Уорхол и другие участвовали в разработке наших коллективных средств визуального выражения. Толкин не был и не хотел быть частью этого.
Во-вторых, задача современной литературы и искусства — исследовать проблемы - проблемы в эмоциональном, моральном, психологическом, экономическом, политическом смысле - и противостоять им в современном мире, мире интенсивного и сложного отчуждения. То, что Толкин помещает свое повествование в идеализированное феодальное прошлое, означает, что он уклоняется от этой задачи. Ему просто не приходится иметь дело с современными социальными отношениями так, как это делают все авторы, названные в предыдущем абзаце, и многие другие[xlix].
Как справедливо заметил Карл Фридман:
Средиземье упускает большую часть того, что делает нас настоящими человеческими существами, живущими в реальном историческом обществе... подавляющее большинство реальных материальных интересов — экономических, политических, идеологических, сексуальных — которые движут отдельными людьми и обществами, незаметно стираются.
Эта проблема усугубляется крайней моральной биполярностью мира Толкина, которая явно проистекает из его консервативного христианства. От начала и до конца в истории Средиземья и в более широкой истории всего творения доминирует простая борьба между нечеловеческим “добром” и “злом”. Правда, что эта борьба продолжается внутри целого ряда личностей — Денетор, Боромир, Смеагол/Голлум, Саруман и сам Фродо являются примерами, — но она остается чрезвычайно упрощенной по сравнению с той двусмысленностями, нюансами, переплетениями, сложностями и запутанностью, которыми характеризуется реальная жизнь[l].
Эти недостатки не делают книги Толкина неприятными или ненужными. Он, безусловно, мастер особого жанра фэнтези, который во многом разделяет эти слабости (хотя и не полностью, как показывает трилогия Чайны Мьевиль[li], действие которой разворачивается в альтернативном настоящем Нью-Кробюзона), но он не является мастером современной литературы в целом.
[i] Джон Молинье (1948-2022), британский левый интеллектуал, преподаватель Портсмутского университета, член крайне левой Социалистической рабочей парти Соединенного королевства, затем Ирландской Социалистической рабочей партии, автор книг по теории марксизма. Скончался 10 декабря 2022.
[ii] Британское издательство, основанное Джеральдом Миллсом (1877-1928) и Чарлзом Буном (1877-1943) в 1908 году. Хотя первоначально ассортимент издаваемой литературы был очень широк, начиная с тридцатых годов издательство специализируется на дамских романах.
[iii] Это утверждение полностью соответствует позиции своего Толкина, см., например, письмо 226 к профессору Л. У. Форстеру от 31 декабря 1960.
[iv] Это утверждение может быть оспорено. Даже если не брать во внимание описанные в неопубликованных при жизни Толкина черновиках достижения людей Нуменора, то природа применяемого при штурме Хельмовой Пади „огня Ортханка” может быть как магической, так и технологической. Во всякомс случае Томас Шиппи в своей блестящей книге „Дорога в Средиземелье” называет его „чем-то вроде пороха”.
[v] Данное утверждение не совсем верно. В „Хоббите” Озерный город описан как довольно крупный центр торговли, во „Властелине колец” упомянут Линхир – город достаточно укрепленный и крупный для того, чтобы выдерживать осаду умбарцев, порт Пеларгира достаточно велик для того, чтобы вместить пятьдесят больших кораблей и множество малых. В свою очередь остающийся за рамками Умбар достаточно велик, чтобы эти корабли снарядить. Возможно, автор находился под влиянием экранизаций, в которых все эти элементы опущены.
[vi] Несомненно не только Арагорн, но и Бард в „Хоббите” имеют наследственные права на королевский престол, но им обоим, прежде чем занять его, приходится доказать свое королевское происхождение (одержав победу в войне и убив дракона), а также пройти по крайней мере формально через процедуру избрания на престол. См., соответственно, „Хоббит”, главу 14, где жители Озерного города прямо заявляют: - „Хотим короля Барда!”, и главу „Наместник и король” из „Возвращения короля” в которой, Фарамир как правящий наместник спрашивает „народ и войско” желают ли они видеть Элессара-Арагорна своим королем. Такая процедура народного избрания монарха весьма характерна для раннесредневековых обществ и Толкин, несомненно, знал о ней.
[vii] Тем не менее опубликованные черновики Толкин свидетельствуют о том, что идея брака Арагорна именно с Эовин существовала на ранних этапах работы над книгой. Трудно судить на каком именно этапе и по какой причине он от нее отказался. Далее сам автор статьи приводит пример, несомненно, неравного брака Лютиэн и Берена, чем, как кажется, опровергает свой тезис о полной наследственной предопределенности в книгах Толкина.
[viii] Уот Тайлер – предводитель крестьянского восстания в Англии в 1381 году. Джон Лилберн (1614-1657) – деятель Английской революции XVII века, подполковник армии парламента. Принадлежал к радикальной группе левеллеров (уравнителей), за свои взгляды неоднократно подвергался тюремному заключению как во времена монархии, так и республики. Томас (Том) Пейн (1737-1809) - англо-американский писатель, философ, публицист, видный деятель Войны за независимость США, автор памфлетов „Здравого смысла”, „Прав человека”, „Американский кризис”, „Общественное благо” и других , оказавших большое влияние на американское общество того времени. В последствии вступил в конфликт с Конгрессом и американским правительством. Родился в Великобритании. Джон Молинье в данном списке перечисляет британцев, имевших крайне радикальные и революционные взгляды для своего времени и активно участвовавших в вооруженной борьбе. Он верно замечает, что подобного рода деятели отсутствуют в произведениях Толкина.
[ix] В книгах Толкина (особенно в „Хоббите” и „Властелин колец”, которые преимущественно рассматривает автор статьи) „традиционная и наследственная власть” действительно показана в положительном ключе. Тем не менее Берегонд явно нарушает приказ „наследственного и традиционного” наместника Дэнетора, когда тот идет в разрез со здравым смыслом и его этическими представлениями, и даже препятствует его осуществлению с оружием в руках. Арагорн, вынося ему свой приговор, учитывает как факт совершения преступления и мятежа, так и обстоятельства к нему побудившие.
Наиболее подробно отношения подданого к власти и возможности восстания против нее рассматриваются Толкином в произведениях „нуменорского цикла”, особенно в „Утраченном пути” (см. диалог Элендиля и Херендиля).
Другими примерами „восстания против законной власти”, которые автором вполне оправдываются, можно считать поведение Келебримбора в конце нарготрондского эпизода, как он описан в „Сильмариллионе” и в еще большей степени действия тех сторонников сыновей Фэанора, которые не только отказались участвовать в нападении на Гавани Сириона, но и даже „c возмущением протестовали и погибли, сражаясь на стороне Эльвинг против своих собственных вождей.”
[x] Тем не менее стоит заметить, что Фарамир признает Арагорна королем, когда тот явно явил чудесные признаки своего королевского права (прежде всего – прошел по Тропе мертвых и подчинил себе призраков Дунхарроу). Боромир же действительно конфликтует с Арагорном, но, умирая, просит его „идти в Минас Тирит и спасать его народ” задолго до того, как Арагорн продемонстрировал свои королевские качества.
[xi] Следует уточнить, что не всякому авторитету, а только исходящему от Творца-Эру, который один является источником такого авторитета.
[xii] Клайв Стейплз Льюис (1898-1963) – британский писатель, в тридцатые и сороковые годы член литературного общества „Иклингов” и близкий друг Толкина, в его творчестве сочетались фантастика и христианская апологетика. К наиболее популярным его книгам относятся „Хроники Нарнии”. Хьюго Дайсон (1896-1975) – британский литературовед, специалист по творчеству Шекспира член литературного общества „Иклингов”. Автор приводит здесь имена двух членов общества „Иклингов”, чтобы проиллюстрировать общие взгляды на расовый вопрос, существовавший в британском обществе между мировыми войнами, в частности в окружении Толкина. Остается непонятен выбор именно этих двух персоналий. Если Льюис действительно был близким другом Толкина и поклонником его творчества, то Дайсон довольно прохладно к нему относился и даже потребовал прекратить публичные чтения черновиков „Властелина колец”. Если же говорить о правых взглядах, то уместнее было бы назвать Роя Кемпбелла, который неоднократно (хотя, возможно, и необоснованно) обвинялся в симпатиях к фашизму.
Рой Кемпбелл (1901-1957) – британский поэт южноафриканского происхождения. В сороковые годы был близко знаком с Толкином и посещал собрания „Иклингов”. Репутация Кемпбелла была крайне неоднозначной, особенно среди левых, которые неоднократно обвиняли его в симпатиях к фашизму. Действительно, Кемпбелл неоднократно высказывал антисемитские взгляды и во время Гражданской войны в Испании участвовал в боевых действиях на стороне националистов Франко. С другой стороны, он неоднократно высказывался против расовой дискриминации в Южной Африке (что, в том числе, послужило причиной его переезда в Великобританию), негативно характеризовал британских фашистов Освальда Мосли и гитлеровскую Германии, а во время Второй Мировой войны добровольцем вступил в британскую армию.
[xiii] Томас Стернз Элиот (1888-1965) – британский поэт американского происхождения, лауреат Нобелевской премии по литературе (1948). Некоторые стихи из „Геронтиона” и других произведений Элиота могут трактоваться как антисемитские.
[xiv] Эзра Паунд (1885-1972) – американский поэт-модернист и литературный критик. Придерживался правых и антисемитских взглядов. C 1924 жил в Италии. Во время Второй Мировой войны вел пропагандистские передачи на итальянском радио. В США заочно осужден за государственную измену. В 1945-1948 году был интернирован в американском лагере для военнопленных в Генуе, где продолжал литературную деятельность. В 1948 году перевезен в США, где предстал перед судом, который признал его недееспособным. В 1948-1958 годах находился на принудительном лечении в психиатрической клинике, где, однако, также занимался переводческой деятельностью. В последствии помилован и эмигрировал в Италию. Присуждение Эзре Паунду литературной Боллингеновской премии в 1948 году вызвало скандал в писательских кругах.
[xv] Сомнения автора совершенно обоснованы. Если переходы эльфов на сторону Моргота и Саурона не встречаются во „Властелине колец” и „Хоббите”, то во всех версиях истории Гондолина причиной его гибели становится именно измена эльфа Маэглина. В более ранних версиях произведений такие переходы еще более часты. Так, например, в „Лэ о детях Хурина” отряд Турина был выдан врагам эльфом Блодрином, который „добычи жаждал, Тосковал по веселью времен беззаконных”.
[xvi] Распространенное заблуждение, возникшее под впечатлением от образа Гимли и последующих адаптаций. В „Хоббите” Торин сражается именно мечом.
[xvii] Рассуждения автора вполне справедливы. Можно лишь добавить к ним, что в теории отношения к пленным оркам должно было быть столь же гуманным, как к любым другим существам. Смотри „Преображенные мифы” „Мудрые всегда учили, что орки не «сделаны» Мелкором, и, следовательно, злы не изначально. Они могли стать неисправимыми (по крайней мере, силами эльфов и людей), но Закон распространялся и на них. Поэтому, хоть орки и были пальцами на руке Моргота, и с ними надлежало воевать не на жизнь, а на смерть, тем не менее, они не заслуживали применения к себе их собственной жестокости и вероломства. Пленных орков нельзя пытать, даже для получения сведений, необходимых для защиты домов эльфов и людей. Если орк сдавался и просил пощады, он должен был получить ее, все равно какой ценой. Таковы были поучения Мудрых, хотя среди ужасов Войны они не всегда соблюдались”.
В „Скитаниях Хурина” присутствует эпизод, позволяющий полагать, что в Первую эпоху люди Бретиля после многих лет войны по крайней мере пытались исполнять такие законы. Смотри, например, высказывание Авранка: „Мы дали ему пищу, но он выплюнул ее. Я видел, что так поступали Орки, если были достаточно глупы, чтобы не быть к нам благодарными”.
[xviii] Замечание вновь справедливо, но дихотомия Запад - Восток и в не меньшей степени Север – Юг (напомним, что именно на севере были расположены твердыни Моргота Утумно и Ангбанд, а в последствии королевство Ангмар) у Толкина обусловлено не современными расовыми или политическими реалиями, исторически сложившимися в европейской (и прежде всего английской) культуре представлениями. Север враждебен прежде всего потому, что связан с холодом. С востока (и севера) средневековая Англия подвергалась нападениям скандинавов, которые в расовом отношении мало отличались от англов и саксов.
Кроме того, иногда в представлении о благоприятности сторон света происходит инверсия. Если первоначально для жителей Средиземья лежащий на западе Нуменор был источником цивилизации и по настоящему благой землей, то в последствии это изменилось и запад стал восприниматься ими исключительно негативно как страна смерти.
Теперь они приходили сюда не благодетелями и не правителями даже, а свирепыми, безжалостными поработителями. Они грабили, убивали и приносили все больше человеческих жертв на алтарях капищ, которых появилось великое множество. Люди боялись их, и память о добрых королях древности сменилась ужасом и ненавистью. („Аккалабет&rdquo.
Еще более ярко это подсвечено в „Тал Элмаре” - А еще Высоких Людей Моря. Их мы воистину страшимся, как самой Смерти. Ибо Смерти они поклоняются и жестоко убивают людей во славу Тьмы. Из Моря явились они и если когда и имели свою землю, до того, как приплыли к западным берегам, то где она, мы не знаем... Больше приходит их: два или три корабля, набитых людьми, а не товаром, и крылья одного из кораблей всегда черны, ибо то - Корабль Тьмы и в нем уносят они недобрую добычу - пленников, согнанных вместе, как скот, красивейших женщин и детей, и самых здоровых юношей, и везут их на смерть. Кто говорит, что их съедают, а кто - что замучивают до смерти на черных камнях в жертву Тьме.
[xix] Явная ошибка автора. „Властелин колец” писался в сороковые года, во время Второй мировой войны. Даже самые ранние сюжеты Толкина относятся к времени первой Мировой войны, но никак не до нее.
[xx] Ориентализм – направление в литературе и искусстве нацеленная на воссоздание условного образа Востока как особого мира, противостоящего культуре Запада и одновременно дополняющего её.
[xxi] Эдвард Саид Вади (1935-2003) – американский литературовед и критик арабского происхождения. Деятель палестинского национального движения, член Палестинского национального совета (1977-1991). В 1978 году издал книгу „Ориентализм”, в которой рассматривал вопросы взаимодействия стран Европы с Востоком через призму культурного восприятия.
[xxii] Некоторое описание восточных народов, в том числе служащих Морготу, присутствует в „Сильмариллионе” и „Детях Хурина”. Это описание крайне негативно и также может служить подтверждением расизма автора. Однако не следует о контексте такого отношения. Истрелинги Улфанга, захватившие Хитлум, в сюжетном отношении являются врагами потому, что служат Морготу и ранее совершили предательство доверившихся им эльфов и людей запада. В отношении народа Бора, таких же истерлингов, описание куда более благоприятно. Впрочем, стоит заметить, что в некоторых версиях народ Бора изображается более ”похожим” на людей запада, чем и объясняется лучшее отношение к ним даже до предательства. (См. „Серые анналы&rdquo. То есть определенная степень предубеждения, если не расового, то культурного все же присутствует.
В то же время эти люди даже как враги не лишены некоторых достоинств, таких как храбрость (см. описание сражения у Черных врат во „Властелине колец&rdquo. Такое описание вполне отвечает традиции средневековой рыцарской литературы, с которой Толкин был хорошо знаком.
[xxiii] При этом нельзя не отметить, что роль Эовин, напротив, очень значительна.
[xxiv] С этим утверждением автора нельзя согласится. Ни та, ни другая (особенно Лобелия) не являются исключительно комическими персонажами.
[xxv] Если исключить персонажа-призрака Белладонну Тук.
[xxvi] Если исходить из буквы текста, то нам об этом ничего не известно. Тем не менее стоит сказать, что и в реальной жизни встречаются случаи длительного и даже пожизненного воздержания.
[xxvii] Тут следует принимать во внимание что речь идет о представителе другого биологического вида (или во всяком случае подвида), принимать к которому человеческие нормы поведения не совсем корректно.
[xxviii] Сложная, но не невозможная. Также следует помнить, что Арагорн имеет эльфийское происхождение, хоть и в очень отдаленном поколении.
[xxix] Довольно типичная ситуация в современном западном обществе и как раз нетипичная для времени написания книги.
[xxx] Карл Фридман (р.1951) – американский писатель и литературный критик. Приведена цитата из его книги „Незавершенные проекты: Марксизм, современность и культурная политика”.
[xxxi] Ян Флеминг (1908-1964) – британский писатель и журналист, автор романов о Джеймсе Бонде.
[xxxii] Норман Мейлер (1923-2007) - американский писатель, журналист и кинорежиссер. Двухкратный обладатель Пультцеровской премии.
[xxxiii] Утверждение справедливо по крайней мере для Соединенных Штатов Америки. Было бы интересно увидеть исследование, посвященное этой теме в современном постсоветском обществе.
[xxxiv] Тем не менее классовые различия и материальное неравенство все же существует – Сэм является слугой Фродо.
[xxxv] Это справедливое замечание. Но относится оно только к показанным нам обществам Шира, Рохана и Гондора. Сцена в трактире позволяет предполагать, что это далеко не везде так:
Люди и гномы обсуждали события на востоке и обменивались новостями – в общем-то, всем известными. Там, откуда пришли люди с Неторного, земля горела у них под ногами, и они искали новых мест. Пригоряне сочувствовали, но, видно, надеялись, что их эти поиски обойдут стороной. Один из пришельцев, косоглазый и уродливый, предсказал в ближайшем будущем нашествие сюго-востока. - И место им лучше пусть приготовят заранее, а то они его сами найдут. Жить-то надо, и не только иным прочим!Можно даже сказать, что в наше время повторяющихся миграционных кризисов сцена играет новыми красками, которые автором даже не предполагались.
[xxxvi] Это утверждение не соответствует действительности. В приложениях к „Властелину колец” упомянута Великая чума. В „Детях Хурина” (и „Сильмариллионе&rdquo – моровое поветрие, от которого умерла сестра Турина. Менее масштабные, но от этого не мене е тяжелые, бедствия также встречаются.
[xxxvii] Тут кроме предыдущего комментария можно указать, например, что мать Фэанора „умирает” (на сколько это применимо к эльфам) при родах.
[xxxviii] Это утверждение тоже неверно. Нуменорцы подвергали эксплуатации и изгнанию жителей будущего Дунланда задолго до прибытия на остров Саурона, роханцы вели непрерывную войну с дунландцами и убивали аборигенов Друаданского леса. Нолдор неоднократно нападали на других эльфов, которые, в свою очередь, охотились на малых гномов как на диких зверей. Конфликт между гномами и эльфами является одним из сюжетообразующих.
[xxxix] Имеется ввиду книга британского писателя Лори Ли „Сидр и Рози”, описывающая жизнь в вымышленной английской деревне Костволдс в начале двадцатого века и содержащей явно автобиографические черты.
[xl]Вновь нужно обратить внимание, что и Арагорну пришлось пройти через выборы для того, чтобы занять престол.
[xli] Огораживание – насильственная ликвидация общинных земель и их присвоение индивидуальными собственниками. Выражалась в строительстве изгородей вокруг ранее открытых для общего пользования пастбищ. В Англии происходила в XVI веке.
Виселицы для браконьеров – имеются ввиду крайне суровые английские законы средних веков и Нового времени, каравшие браконьерство смертью.
Законы о бедных – система британских законов о социальной помощи неимущим. Предусматривала весьма несовершенные и ограниченные формы помощи и в тоже время жестокие наказания за нищенство и бродяжничество. Хотя истоки законодательства о бедных восходят к „Старому закону о бедных” (1601) и даже более ранним временам, наиболее известным является „Новый закон о бедных” (1834) среди прочего предусматривавший обязательное помещение обратившихся за помощью в работные дома, предназначенные для обеспечения их работой и снижением таким образом расходов. Условия жизни и работы в них были очень тяжелы, а сама система поражала массу злоупотреблений, чем вызывала волну критики.
Толпаддлские мученики – шесть сельскохозяйственных рабочих из деревни Толпаддл, Дорсет. Как члены нелегального Дружеского общества сельскохозяйственных рабочих (ранняя профсоюзная организация) были обвинены в принесении незаконных клятв и проведении тайных собраний и осуждены на высылку в Австралию в 1834 году. Процесс являлся явным нарушением прав на мирные собрания и вызвал волну протестов по всей стране. В 1837 году приговор был отменен, и все осужденные смогли вернуться на родину. Толпаддлские мученики в Великобритании являются символом профсоюзной борьбы.
Показательно, что из всех приведенных автором примеров к Средним векам в полной мере относятся только законы о браконьерстве. Остальные примеры взяты из Нового времени и даже XIX столетия, то есть являются продуктом не феодального или сеньорального общества, характерного для Средних веков, а капиталистического. Естественно, что такого рода события невозможны в Средиземье Толкина, средневековом (и даже раннесредневековом) по духу. Автор и сам в дальнейшем говорит о феодальном антикапитализме и даже приводит соответствующие цитаты Маркса. Тема противодействия феодального общества капитализму, равно как союз дворянства и пролетариата против буржуазии является очень интересной темой, выходящей за рамки данной статьи.
[xlii] Хейт-Эшбери - район Сан-Франциско, в 60-е годы XX века один из центров контркультуры и движения хиппи, 1967 году место проведения „Лета любви”.
[xliii] Полковник Блимп - персонаж карикатур британского художника новозеландского происхождения Дэвида Лоу. Персонаж Блимпа парадировал устаревшие взгляды британского общества 30-40-ых годов XX века.
[xliv] Нью-Эйдж – совокупность религиозных движений. различных духовно настроенных оккультных, эзотерических и метафизических учений, практик и концепций синкретического характера, объединенных ожиданием наступления новой эры (отсюда и название),которая должна ознаменоваться скачком в духовном, мыслительном и технологическом развитии человечества. Возникло в 70-е годы XX века и окончательно оформилось с выходом книги Маргарет Фергюсон „Заговор Водолея” (1980). Многие течения Нью-Эйдж претендуют на возрождения древних традиций кельтских жрецов-друидов.
[xlv] Уильям Блек (1757-1827) – английский поэт и художник, один из основоположников романтизма.
[xlvi] Уильям Моррис (1834-1896)– английский писатель и художник, основатель движения „Искусства и ремесла”. Теоретик социализма, член Социалистической Демократической федерации и Социалистической лиги. Романы Морриса, особенно „Сказание о доме Вольфингов и всех родах Марки” и "Корни гор, или Повесть о жизни народа Долины Крепости”, оказали значительное влияние на творчество Толкина.
[xlvii] Уильям Батлер Йейтса (1865-1939) – ирландский писатель и поэт, лауреат Нобелевской премии по литературе (1923). Широко использовал в своем творчестве кельтский фольклор.
[xlviii] Сомнительное утверждение. Толкин много времени посвятил тому, чтобы создать для своих книг искусственные языки со сложной грамматикой и написал на них несколько стихотворений. Некоторые имена и названия из его книг стали нарицательными. Нам кажется, что это является значительным вкладом в лингвистическую инновацию.
[xlix] С этим утверждением нельзя согласится. Использование фантастических допущений и помещения своих персонажей в вымышленный мир не противоречит ни постановке проблем любого уровня и масштаба, ни их исследованию. Количество интерпретаций (не всегда верных), сводящих творчество Толкина к тем или иным современным проблемам, очень велико и остается таковым на протяжении десятилетий.
[l] Это замечание равно справедливо как для фантастической, так и для реалистической литературы. Вопрос о том, в какой степени литература (и творчество вообще) отражается реальную жизнь остается открытым.
[li] Чайна Мьевиль (р. 1972) – британский писатель. Лауреат множества литературных премий в области фантастики. Придерживается левых взглядов, как и Молинье был членом Социалистической рабочей парти Соединенного королевства (до 2013). В цикле своих романов о городе Нью-Кробюзон (вернее, вымышленном мире Бас-Лаг) - „Вокзал потерянных снов”, „Шрам”, „Железный совет” – автор в фантастической форме поднимает множество проблем современного общества.
Ссылка на оригинальную статьюjacobin.com/2023/01/jrr-tolkein-lord-of-the-rin...
@темы: переводы, творчество, на просторах сети, толкинистика
-
-
24.09.2023 в 01:38